Вот начало: был нехристь халиф,
Да еще царь армянский Гагик.
Нечестивый халиф в Багдаде царил,
Царь Гагик Берд-Капотином владел.
Был стар царь Гагик, он в сединах был.
Он груды имел добра.
Наследника не имел.
А царская дочь красива была,
Звалась Цовинар-хатун.
В те времена царь, что был посильней,
Силою брал дань у других.
А багдадский халиф был могуч, силен.
Он с войском пришел в наш край,
Добычи он много взял.
Он много пленных увел,
Порезал армянский люд,
И властитель армян Гагик
Стал багдадскому дань платить.
И в один из дней с ложа встал халиф,
За данью двух людей послал:
Мне сверите дань, принесите дань.
И пришли они к нам; пришли.
Мимо дворцовых палат прошли
И мимоходом взглянули: свет
Чудный горит.
Вверх поглядели, —что ж видят они?
Красавица девушка светится там,
Словно солнцу говорит:
Что тебе всходить? Выйду —я".
Красива так, красива так была она,
Что с двухнедельною луной была сходна,
Что за семью горами встает.
И сборщики только узрели ее —
Разум оставил их,
И наземь упали они без сил.
А как час миновал, царь за ними послал.
Идут, пришли, к царю их ведут.
Но не держат речи они,
Безмолвно встают, тихо в путь идут
И к халифу в Багдад пришли.
И спросил халиф; «Принесли? А! Не принесли!
Говорят: «Да живет вовек наш царь!
Что дань! Что брань!
Увидели диво мы,
Остались чудом в живых.
Сомненья нет: ты бы месяца три
Без чувств на земле лежал».
Вопрошает халиф: «Что ж видели вы?»
Говорят они: «О, живи вовек!
К чему тебе страна, казна, мошна?
В руках твоих добро, товар,
Земля, страна, казна, мошна,
Сребра и злата много есть, каменья есть,—
Крестопоклонник, властелин армян,
Такую дочь имеет он,
Такой полна она красой,
Что отдашь за нее ты всё.
Так вот, государь, огневую красу и увидели мы
Хоть и день и ночь не ешь и не пей —
Лишь с ее красоты не своди ты очей!»
И всё об одном думал халиф —
И царю армянскому весть послал.
Сказал: «Мне в жены дочь отдай!»
И ответил царь: «Ты —араб, я —армянин,
Славлю я крест, идолов —ты,
Зачем же дочь свою отдам тебе?
Я дочь свою не дам тебе».
И халиф сказал: «Государь,
Коли мирно не отдашь,
Так с войною мне отдашь.
Когда мне дочь не дашь.
Тогда возьму, весь край пленю я твой,
Народ я вырежу твой.
Весь род я вытравлю твой.
Весь город я выверну твой,
И трон я выкину твой».
Царь армян: «Иди войной, —не отдам!»
И багдадский халиф воззвал, велел:
«Ну-ка мне рать живей собрать, и в путь!
Отдаст мне дочь — добро, не отдаст —
Все камни сметите, просейте песок
И всё, что найдется, доставьте мне».
И собрали рать, пошли,
На царя армянского пошли:
«Так вот, государь,
Иль свою ты нам дочь отдай,
Иль камни сметем, просеем песок
И всё соберем, унесем».
Поглядел царь армян — да и узрел:
Как на небе звезды — ширится рать.
Сразились, людей много легло.
Был сломлен царь христиан.
Цовинар-хатун на кровле была.
Подумала так: «Напрасно отец нагрузил
Так много греха на плечи мои,
Лучше бы отдал халифу меня.
Из-за меня одной много людей убьют,
И дети, сироты их, меня проклянут,
А меня всё же силою уведут.
Уж лучше б я волей своею пошла.
Стояло бы прочно царство отца».
И встала дочь, идет она к отцу в диван
И вопрошает: «Ты, отец, о чем грустишь?»
Отец ответ ей дал, сказал:
Вот о чем сейчас размышляю я:
Все эти воины из-за тебя пришли.
Иль тебя уведут, иль наш край разметут.
Халиф багдадский, — край захватит он.
Убьет одних, других возьмет в полон.
Как дочь отдам? Ведь он — араб, армянка — ты".
Цовинар-хатун в ответ:
«Когда за нехристя я волей не пойду.
Из-за меня народ он перебьет.
Пойду уж лучше я сама,
Другим уж лучше не терпеть.
Пусть я умру, погибну за отца.
Да не разрушен будет Айастан
И душ людских без счета не умрет.—
И говорит:— «Отец, отдай меня!»
И созван был тогда совет.
Как быть: отдать иль не отдать?
И сам епископ, царский тесть.
Когда ему послали весть, — пришел.
И в тот же миг Кери Торос пришел.
Созывает царь всю семью свою.
Совет собрал, сказал:
«Как же, люди, решите вы?
Мне дочь ли ему отдать иль сраженье дать?
Подайте-ка мне совет».
И один: «Не молвлю я „воевать“,—
Пускай берет, к себе ведет».
А другой: «Промолвлю я „воевать“.
Мы все дадим себя растерзать.
Только б невесту нашу
Царю нехристианскому не дать!»
(Ну да — народ! Честь свою защищают!)
Торос,— ему едва восемнадцать было лет,—
Смекнув, что хочет весь совет
Царю почтенье оказать,
И воевать, и девушку не выдавать.
Сказал: «Ты, царь, живи вовек,
Я вижу, хочет весь совет
Сражаться, девушки не дать.
Да только лучше ей пропасть.
Чем народу всему пропасть.
Когда ты, царь, мне захотел бы внять,—
Дадим ее, пускай берет.
Ведь мы не сможем битвы дать.
Считай, что дочери такой
Ты никогда и не имел».
И держат вновь совет.
Епископ тоже так решил, сказал:
«Предать ли за душу одну народ резне?
Нет! Пусть одна лучше уйдет!»
Не так порешил бы отец,
Да видит, что выбора нет,—
Согласился и отдал он дочь.
Он халифу посланье послал:
«Да. Согласны. Дадим. Бери».
Вот халифом приказ ко сборам дан.
Он прибыл в кругу своих поезжан.
Хатун к отцу — и держит речь:
«Отец, халифу ты скажи:
Пусть мне он отведет дворец,
Когда пойду я под венец.
Пусть год не входит он ко мне,
Не входит в брачный полог мой.
Отец, туда духовника отправь со мной,
Чтоб утром он и вечером служил,
Чтоб я молилась там.
Мне сверстниц девушек и мамку дай, — пойду.
Проси, отец, халифа обо всем,
Чтоб обещал, не забывал о том».
Отец дочерние слова
Багдадскому халифу повторил.
«Вот, халиф,— сказал Гагик, царь армянский,
С тобою я не стану воевать,
С тобою договор мы заключим.
Коль дочь свою тебе отдам,
С моею дочерью пошлю духовника.
Ей — своему кресту поклоны бить,
Тебе же — идолов молить.
Еще: ей отведешь дворец,
Год целый к ней ты не войдешь,
К ней в брачный полог не войдешь».
И воскликнул арабов царь:
«Душа, с тобою я помирюсь,
С тобою договор заключу.
Мне в жены дочь отдай,
А дань уж мне не шли.
Пусть имя мое дочь твоя носит,
Пусть зовут меня зятем твоим —
И довольно!
Мне дочь отдай, к себе ее возьму,
Близ моего дворца
Дворец построю ей.
Даю обет: не только год,
А хоть семь лет к ней не войду.
И с ней ты девушек пошли,
Духовника ты с ней пошли.
Пусть верою живет своей,
Я ж буду верой жить своей.
Армяне — вы, арабы — мы!»
Царь языческий стан свой в Техтисе разбил.
А Гагик, армянский царь.
Сидел в долине Норагех,—
Царь Гагик имел там свой летний приют.
И пахучие сладкие пастбища,
И луга в красивых цветах.
Там струился Молочный родник.
Там и разбили шатры
И дней восемь справляли пиры.
Цовинар-хатун просит отца: «Мой отец, государь,
Ведь завтра— Вознесенье, ты разрешенье дай,
Пойду-ка я пройдусь к источнику в Гили.
Со мною чтоб десять сверстниц пошли, ты повели.
Гулять пойдем, потешимся вдали.
До вечера мы погуляем там,
А вечером на место я приду».
Царь Гагик сказал: «Разрешаю,
Пройдись, погуляй, вернись».
Цовинар-хатун и все прислужницы ее
Пошли гулять к Молочному роднику
И гуляли там до вечерней зари.
И видит девушка мир светлый, видит солнце.
И свой у каждого есть труд,
С поливкой — там, со стадом — тут,
И люди пашут и поют.
Замлела девушка и молвила: «Эй-вах,
Такой красивый мир не видела и в снах».
И в храм Гили пошли, молились там.
Из храма вышли, на гору пошли.
На травку сели, пили-ели там,
И выше взошли — и видят морскую синь.
Ввечеру, перед тем как домой идти,
Цовинар своим молвит девушкам:
«Девушки, поднимайтесь вы.
Погуляйте вы, веселитесь вы!
Горсть воды я выпить пойду».
Она к берегу моря пошла
И сдержала свой шаг на скале.
И стоит и глядит, где же морю конец?
И с мамкою села на берегу, плачет она:
Устали ноги, долго шла.
И мамка захотела пить,
Да и царевну жажда томит.
Вот говорит:
«Как солона в море вода!
Ой, хоть бы каплю выпить воды!
Воды испив, смирила б я пламенный жар
И мамка ищет, — нет! Нету воды!
Тогда сказала Цовинар:
«Господь, открой ты здесь родник,
Мне путь к спасенью ты яви!»
И господь повелел — расступился прибой,
Явился ключ сладкой воды.
Она глядит: на берегу большой валун,
Пенится, бьет бурливый ключ из валуна.
Вокруг же валуна вода обводит круг.
Никто б в одежде не сумел
Пройти к ключу, испить воды.
Она сняла наряд.
И вот Подошла к ключу.
И в ключ бессмертных сил она
Погружает ладонь.
Хлебнула горсточку воды,
Еще полгорсточки,— Вода ушла.
И зачала она от двух горстей воды.
И царевна своих созвала подруг
В обратный путь, и домой пришла,
К царю Гагику пришла.
И отошла с зарей халифа рать.
А дочь свою армянский царь принарядил,
Ей сесть на седло помогли, повезли, привезли
В столицу арабской земли.
И лишь в Багдад они вошли —
Халиф обрадовался им.
Семь суток свадьбу он справлял,
Гостей созвал, пиры справлял.
Он ей чертог уединенный дал,
Снабдил водой, хлебов послал,
Сказал: «Из палат ни ногой!»
Цовинар-хатун в семипалатный дворец вошла,
Семь дверей заперла, плакала.
Дни миновали, срок пришел.
Цовинар поняла: зачала она
От моря пенного, —поняла она,
Но ни слова халифу она.
Догадался халиф, сказал: «Не от меня!»
Пошел, на трон воссел, везиру всё сказал:
Так, мол, и так! Ну как тут быть?
Везир сказал: «Живи вовек! Убить!»
Дан палачу приказ:
«Ей голову снеси!»
В чертог палач вошел, сказал:
«Я приказ получил
Тебе голову снять».
Говорит Цовинар:
«Ах, здесь правосудья нет!
Я на сносях, — когда меня убьют,
То двух людей мечом одним убьют.
Скажи халифу: пусть он подождет,
Пока рожу ребеночка я.
И поглядим,
Человек ли он иль другое что,
А потом пусть меня казнят.
Когда хотите правду знать,
В Багдад пришла нетронутой
И всё такая ж я.
А мой ребенок — богом дан.
От моря пенного зачат».
Палач к господину пошел.
Сказал: «Да хранит тебя бог!
Мне жена твоя, царская дочь,
Сказала так-то и так».
И везиры молвили царю:
«Правдивы слова
Цовинар-хатун,
Подождем, пусть ребенка родит,
А потом обезглавим ее».
Дали срок, чтоб дитя родилось.
Халиф сказал:
«Ее беречь! Вам говорю: до дня родин она вольна.
Я — муж ей, Цовинар — моя жена,
Не вмешивайтесь!»
Прошло девять месяцев и девять дней,
Девять часов
И девять минут —
И тут
Она двух мальчиков родила,
Был один — полновесен, другой — не вполне.
Меликсет-священник пришел,
Крестил над тондыром,
Дал имя старшему — Санасар,
Дал имя младшему — Багдасар.
И пришла к халифу весть:
Двое мальчиков у тебя есть!
Все люди годами растут,
А ребята эти днями растут.
И халиф как поглядел.
Да увидел детей— потемнело в очах.
Говорит он: «Велеть палачу —
Пусть пойдет, обезглавит ее».
И палач пришел к Цовинар.
Сказал: «Обезглавить пришел».
Отвечает ему Цовинар:
«Знать, законов нет правых у вас!
Как же вырасти детям грудным,
Если голову мне отрубить?
Вот как вырастут дети мои,
Мне и голову можно отсечь,
А бежать мне отсюда— невмочь».
Палач удалился, к халифу пошел.
Везира вызвали, сказал ему халиф:
«Посоветуй мне!»
И сказал везир:
«Десять лет мы дадим ей пожить.
Подрастут мальчуганы — казним.
Ей ведь отсюда не убежать.
Пускай под замком сидит.
Пусть из дворца — ни ногой».
И полгода она провела во дворце
И халифу потом посылает сказать:
«Да разве я птица, чтоб в клетке сидеть?
Разве я пленница здесь?
Почему в затворе мы?
Почему нам не гулять?
Лишь в оконце на кровле
Мы солнышко видим,
Лишь в оконце на кровле
И видим мы свет!»
Говорит халиф: «Цовинар права!
Пускай погуляет с детьми».
И растворил им привратник дверь,
Пошли они погулять.
И в Багдаде опять побежали дни,
И дети росли день ото дня.
Годовалыми были они —
Пятилетним ребятам сравни.
Выходили гулять, с детьми играть,
Да били детей, колотили до слез.
А как только прошло годов пять или шесть,
Санасар да Багдасар —
Крупные крепыши.
Мать сказала: «Отец Меликсет,
Не пора ль им грамоту знать?»
Стал их священник тогда обучать
И научил их читать и писать.
И вот однажды халиф
Мальчуганов к себе позвал.
Ввел их в покой, оглядел.
И как мощные их он увидел тела,
Как заслышал их голос и речь,
Страх напал на него
Отпустил их. Ушли.
Стало ребятам семь лет.
Раз играли с детьми Санасар, Багдасар,
И везира сынишке Санасар затрещину дал.
Шею свернул, искалечил навек.
Тогда везир к халифу пошел,
Сказал: «Что за кару нам бог послал?
Калечат наших детей!»
Халиф сказал: «Что делать мне?
Чувствую я, лишь подрастут —
В бороду вцепятся мне.
Потерпи, управу на них найдем!»
Мальчуганы подросли.
Они однажды поутру
Играли меж детей.
Вдруг те накинулись на них,
Кричат: «Ты — пич! Ты — пич! Ты — пич!»
Ушли два братца от детей.
Пошли к родимой и сказали ей:
«Расскажи-ка нам, кто наш отец,
Иль пойдем, в воду бросимся мы».
— «Вы дети халифа», — молвила мать.
«Нет,— сказали они, — если б он был нашим отцом.
Не кричали б нам дети: «Ты — пич, ты —пич!»
И Цовинар тогда сыновей
Решила в дому подержать.
Но дни прошли, и вновь они
Пошли на площадь поиграть.
И каждому ребята вновь
Кричат: «Ты — пич! Ты — пич! Ты —пич,
Зачем привязался к нам!»
В слезах домой они пришли,
И мать их обняла.
И плачут все сильней,
И матери— невмочь.
И говорит: «Уймите, детки, плач,
Возьму я вас утром с собой,
Скажу вам о вашем отце».
Проснувшись, Цовинар служанке говорит:
«Держи-ка узел. С детьми
Пройдемся на берег реки.
Чтоб с наших душ немного отлегло».
Идут. И снова сказал Санасар:
«Скажи мне, мать, кто был мой отец.
Не скажешь мне — утоплюсь».
Мать сказала: «Сынок, нет отца у тебя!»
А сын отвечает: «Мать,
Я ведь не камнем, я не кустом был зачат,
Верно, отец мой был — человек».
Сказала мать: «Сынок, как-то раз
Я с мамкою вышла на берег морской.
Я пить захотела, сказала я:
„Пойди, воды мне найди“.
И море раскрылось, и вкусная вышла вода.
И выпила я воды.
Пригоршней полной — сперва.
Пригоршней неполной — потом.
Мне послал вас господь от этой воды.
Ты—от полной пригоршни,
От неполной — буян Багдасар».
И сын промолвил ей:
«Откуда мы родом, узнали мы.
Ты родом откуда, скажи!»
Говорит она: «Дети мои,
Я — царя армянского дочь».
И гуляли до тьмы,
И во тьме пришли ко дворцу,—
И в покой свой вошли.
И вновь немало дней прошло...
Глядят Санасар да Багдасар:
День ото дня тает их мать.
Говорят: «Мать, что с тобою, скажи?
День ото дня таешь ты, мать.
Очи твои слезами полны.
А нам ведь уж ведомо: сам творец
Нас, двух сыновей, ниспослал тебе.
Ты — халифа жена,
И нет у тебя недостатка ни в чем.
Ну гляди, посуди, что ж тебе горевать.
День-деньской убиваться зачем?»
Обернулась мать, говорит:
«Ах, сыночки мои, как мне грустной не быть?
Не сегодня, так завтра халиф
Снимет голову с вас и с меня!»
Отвечает ей так Санасар:
«Так вот оно что!
Ладно, мать, поглядим,
Как он головы нам снесет».
И когда десять лет истекло,
Царь арабов призвал палачей,
Сказал: «Отрубите головы им!»
Санасар и Багдасар
Сидят у себя на курен,
Смеются, беседуют. В комнате смежной
Плачет их мать.
К ней вошли палачи, говорят:
«Сегодня будем головы вам рубить!»
Цовинар говорит: «Мне-то легко рубить,
Да как на деток моих
Поднимете руки — головы им рубить?»
Один палач говорит:
«Коли правду сказать — трудно руку поднять,
Да как же нам быть,
Государев приказ: рубить!»
Плача, молвила мать: "Тише ты говори.
Как бы нам деток не испугать.
Дайте им еще немного поиграть.
Да и сами посидите, отдохните«.
«Нам,— ответил он, — не велено сидеть,
Живей, из дома выйдем.
Не рубить же вам головы тут!
Всё можем кровью замарать.—
И кричит он:
— Эй! Живей!»
Услышал его Санасар,
Дверь открыл, глядит: несколько человек
С обнаженными саблями ждут.
Сказал: «Кто вы там? Что тут нужно вам?»
Молит чуть слышно мать палачей:
«Не говорите деткам моим:
„Сюда нам велели прийти, чтобы головы вам снести“,
Надо деток моих из дому вести.
Пусть встанет палач с одной стороны,
Пусть встанет палач и с другой стороны.
Пусть разом бьют, разом голову ребенку снесут,
Чтоб не видел и взмаха он,
Чтоб не ахнул бы он.
Да сперва разите меня, после — детей».
Палач сказал: «Ну, ступай! Быстрей!»
Санасар спросил: «Мать, куда вы, зачем?»
— «Ненадолго уйдем, сейчас придем».
— «Зачем же, скажи, тебя повели?
— «Неспроста тебя повели».
Промолчала мать.
Санасар на. пороге стоит, говорит:
«Тут что-то не так, ты что-то таишь».
В сердце кольнуло мать, говорит:
«Сынок, если правды от вас не таить,
Государь велел мне голову отрубить».
Сын спросил.
«Кто же посмеет рубить?»
— «Вот он».
Сын подошел к палачу, не сказал— прорычал:
«Ты ль моей матери голову смеешь рубить?»
Палач сказал: «Царь приказал
Головы с вас поснимать».
Лишь пощечину дал Санасар палачу —
Голова отлетела, только тело стоит.
И бегут со всех ног палачи наутек.
Пошли, каждый царю сказал:
«Твой сын палачу пощечину дал —
Голова отлетела, только тело стоит».
И послал тогда халиф
Рать на них войной.
Санасар и Багдасар глядят:
Идут померяться силой войска.
И вышли они и до полной мглы
Половину тех перебили войск.
А закончив бой, пришли домой.
Поутру против них никто не пошел.
И сказал халиф полководцу так:
«Ступай на бой!»
Полководец халифу ответил так:
«Идти не в силах мы, падишах.
Всех смелей они. всех сильней они.
Сметут они царство твое.
Лучше нам распрю забыть.
Чем все войска загубить».
И думу думает халиф,—
И понял: выбора нет.
Опасно упорствовать. — и сказал:
«Ничего с ними сделать нельзя.
И теперь-то мне ясно:
Невинна была Цовинар.
А дети могучие, дети морские.
Цовинар — мне жена,
Будут ее сыновья моими детьми!»
И халиф большое войско взял
И пошел на наш народ.
И когда войска еще собирал,
Цовинар-хатун приснился сон.
Проснулась она, о сне говорит.
Сказала: «Халиф, да хранит тебя бог,
Послушайся ты меня.
Не ходи войной на армян!»
Халиф спросил: «Почему?»
Она говорит: «Этой ночью видела сон».
Он говорит: «Какой же ты видела сон?»
Она говорит: «Много маленьких видела звезд,
И сомкнулись они вокруг большой звезды.
И негаданно звездочки эти
Бросились, как в бой. гурьбой.
На большую звезду,
И сверкнула звезда — и вот
Упала у наших ворот».
— «Эх, — молвил он, — милая Цовинар.
Ты спишь на подушках своих
Да видишь сны за других».
Сказал: «Покуда время мое не ушло.
На войны мне должно ходить».
Она в ответ: «Как знаешь поступай.
Желаешь — иди, а нет — не ходи!
С моим отцом все ж словом связан ты».
Сказал: «Я раздумал.
Пойду я войной, соберу свою дань».
Он войско собрал.
Всё нужное в войне для войска он собрал
И вот в поход идет.
И он семь лет войну ведет.
И пришел, войсками обвел Берд Капотин,
Осадить повелел, засел.
На пастбища скот не мог выходить,
И ни сева, ни пахоты нет,
И давно не падало наземь зерно.
Вздорожало в городе всё.
И так всё росло в цене.
Что, хоть отдай золотой,—
Хлебца не получить.
И ни хлеба нет, ни воды.
Помирал с голода люд.
Сидит народ по домам,
Всё об одном говорит:
«О господь! Вернутся ль года,.
Когда доступна была еда
И сыты были всегда».
Набрал царь Гагик горячих юнцов.
Из них сколотил полки.
И еще до зари
Царь Гагик сомкнул все войска в одно
И к бою готовить стал.
«Лишь когда повелю, вы бросайтесь в бой».
И когда в пни была тишина.
Только раз он воскликнул:
«В бой!»
И лишь начали бой
Против языческого царя —
Передовые врага побежали вспять,
Тыловые врага — их стали кромсать.
Кери Торос и все юнцы
Разят, крушат халифа войска,
И кромсают они, разрубают они, убивают они.
И в такой тут резне халифа войска.
Что друг друга не могут бойцы признать,
И рубят они своих, и кромсают они своих,
И кровь их бежит рекой.
Вот идолопоклоннику царю
Докладывают: «Войска уж нет!»
Царь-идолопоклонник посмотрел:
Его бойцы друг друга бьют, разят,—
И к нему всё ближе резня.
И вот он стоит один.
И сильно его наш народ потеснил,
На большого верблюда он сел,—
Из Шама был этот верблюд,—
Сел, ускакал.
С зарей встают, идут
И видят — войско халифа истреблено.
Когда халиф верблюда гнал, скакал.
Молил он идолов своих помочь ему в беде:
«О где вы, идолы, о где?
Спасите, вырвите меня из рук армян.
Вам в жертву сорок дам отборных телок!»
(Но ведь нет у идолов силы, чтобы помочь!)
И опять взмолился он:
«Спешите, идолы, помочь,—
Пуд серебра я вам преподнесу,
И золота я вам преподнесу.
Укройте меня от врага!»
(Но может ли идол помочь.
Ну кто он, чтоб помощь подать?)
И тогда воззвал халиф:
«О идол Главный!
Когда придешь, когда придешь.
Из рук армян меня спасешь,
И домой вернусь и укроюсь там —
Санасара, Багдасара в жертву тебе я дам».
И девы явились.
Подлезли под брюхо верблюда.
Его понесли, халифа спасли.
Этой ночью привиделся сон Цовинар.
Ей снится: в руках у нее по свече.
Вот-вот. погаснут они, догорят,
И вот горят еще горячей.
И вот среди ночи встает она,
Своих детей к себе зовет она.
На колене одном уселся один.
На колене Другом уселся другой.
И плачет она, целует их лица она.
Сыновья говорят: «О чем твои слезы, мать?»
И мать обо всем, что видала во сне.
Рассказала своим сыновьям:
«Как уснула— явился святой Карапет,
Сказал, что халиф в большую беду попал
И в жертву идолам вас обоих обрек,
Только в дом он войдет — в жертву вас принесет.
Ищите к спасенью путь,
Сыновья мои, в жертву он вас принесет!
Бегите, спешите к царю армян,
Звезда большая укажет вам ночью путь,
А днем выспрашивайте,
Где царя армянского край».
И встали мальчики, оружие берут,
Лук, стрелы, сабли, палицы берут.
Еду они берут,
В хурджины суют,
Идут в конюшню царя.
«Дай, конюший,— кричат,— нам двух добрых кон
Выводи их нам скорей».
Привели коней, сели, к матери спешат,
В грудь ее целуют, говоря ей:
«Ну, мать, пускай халиф теперь, придет
Нас поймать, заколоть, идолам отдать!»
И воззвали к богу своему,
И удалились ночью в путь.
Уж далеко в пути застал их рассвет.
Свет зари всплывал, уже день вставал,
Цовинар-хатун из палат идет.
На кровлю поднялась она,
Глядит: без войска, без полководца халиф
Сидит на верблюде шамском, спешит.
Почернел халиф, словно смола.
Спрыгнул с седла нечестивый халиф,
В тревоге бросился он к дверям.
Цовинар-хатун говорит:
«Ох, да крепок будет твой дом,
Помоги тебе бог!
Семь лет о тебе слухи добрые шли,
Так что же с тобою стряслось?
Где же, царь, войско твое,
Военачальник твой?» И ответил жене халиф:
«Прижал неверных я, я лишь победы ждал,
Их запер накрепко в стенах.
Близка была сдача, пришли их последние дни.
Как вдруг на заре посыпался огненный град,
Побил полководцев и войско мое,
Меч огненный меж ратей полыхал,
Друг друга рубили бойцы.
Я сам в эту сечу едва не попал.
На верблюда сел — ускакал.
Я идолам своим немало жертв сулил.
Им серебро, им золото сулил,—
Не пришли, не помогли,
Не пришли выручать меня.
Главному идолу тогда я обещал
Санасара дать, Багдасара дать —
И спас он меня, унес он меня».
И подумала так Цовинар:
«Создатель! Детей моих вздумал убить,
Безвинных моих детей!»
И вот немного дней спустя
Нечестивый халиф в капище был.
И тут злой враг —храни вас бог!
— Для козней в идолов проник,
И жертву потребовал он.
И Главный идол взревел:
«Где Санасар? Где Багдасар?
В жертву их дай, мне в жертву дай,—
Все желанья твои,
Все твои пожеланья выполню я».
И верховный жрец пред халифом предстал, сказал
«Идолы требуют жертв».
А халиф: «Всё бери, всё отдам!» —
«Два сына у тебя
От дочери армянского царя.
Вот их-то и просит он.
Он жертвы другой не возьмет».
Халиф сказал:
«Так! Дней через десять
Поведем к родникам идолов мы гулять.
Со мной оба сына окажутся там.
Там идолам в жертву их дам».
И халиф в тот же день пришел, сказал:
«Ты знаешь, в чем дело, царская дочь?»
—"А что?« — говорит Цовинар.
«Ты знаешь ли, идолы жертвы хотят».
Цовинар-хатун говорит:
«Да разве тут коров нетельных нет.
Иль нет овец, иль им конец?
Зарежь, в жертву дай!»
Он сказал:
«Нет, нет! Человечины ждут!»
—А! Человечины ждут!"
Да мало ль в столице твоей бездомных детей?
Зарежь, в жертву дай!"
Говорит халиф:
«Нет! Нет! Детей твоих ждут!
Жена, я обещал им в жертву твоих детей,
Я должен мальчиков твоих взять,
Им в жертву отдать
За то, что ими был спасен я от врага».
Дочь Гагика-царя говорит:
«Да не рухнет твой дом! Ну так что ж!
Ведь дети мои — также дети твои,
Как хочешь ты, так и делай ты.
Зарежь, в жертву дай!
Но где же наш Санасар, где Багдасар,
Мы — тут, ну а дети где-то снуют». |
