Во Мсыр к мелику весть донеслась:
«Пошел Давид, разорил Цовасар,
Всех зверей из затвора выпустил вон,
Он стену сломал
И монастырь Марута воздвиг».
Мсра-мелик разгневан был,
Он встал, холбаши позвал, сказал:
«Я должен всадников взять, поскакать
И храм Марута разграбить, снести».
А холбаши сказал:
«Будь славен, царь,
Ты всадников не созывай.
Вот мы — пятьсот нас всадников здесь —
На Цовасар взойдем, шатры разобьем,
Монастырь тот разграбим, снесем,
А Давида убьем, срежем уши, тебе принесем».
Сказал мелик: «Коли сделаешь так,
Я город тебе подарю.
Собирайся в путь.
На Цовасар взойди,
Марута Всевышнюю деву разграбь,
Разори, вернись,
Давида ты убей, мне уши принеси!»
Собрался холбаши, пятьсот всадников взял,
Поскакал, на город Сасун напасть не посмел,
Поскакал, прискакал в монастырь Марута.
Чарбаар-Ками из ворот идет, глядит:
Сотня всадников — и не одна — полями летит.
Сказал: «Коли так рассудить, что паломники это,
Паломник-то, он — не всяк верховой,
У них — кто верхом, а кто пешком.
Я думаю так, что грабители это, разбойный люд.
Нет, надо встать да дверь притворить,
Ворота забить i
Да те ворота спиной подпереть.
Коли паломники это — я двери открою,
Пускай в монастырь войдут,
Ну, а коли разбойный люд — не открою дверей.
Пускай коней повернут, уйдут».
Тут встал Чарбаар-Ками, он дверь подпер спиной.
Пришел холбаши, пятьсот всадников с ним.
Подошли, бились, бились,
Никак не откроют ворот.
Один хитроумен в войске был, сказал:
«Давайте, поймаем зайца, убьем,
«Одежду, как та, что носит Давид,
В кровь обмакнем.
Подденем одежду копьем —
И вниз через стену метнем, закричим:
„Чарбаар-Ками, твоего господина убили мы.
Где будешь жить, что станется с тобой?“
Как увидит одежду Давидову он.
Ворота отопрет, мы войдем».
Принесли одежду, метнули ее через стену вниз.
Чарбаар-Ками на одежду глянул, сказал:
«Это одежда — Давида!»
Горстью пепла посыпал голову он,
Но дверей не открыл.
Как ни бились они,
Чарбаар-Ками дверей не открыл.
Холбаши подошел к монастырской стене,
Снова крикнул, сказал:
«Эй, монахи, дверь откройте!
Проклятые, — сказал, —я вашего хозяина убил,
Прикончу всех, если дверь не откроете мне!
Давида Сасунского я убил,
Надежду вашу умертвил.
Хотите — откройте, а нет — оставайтесь там,
Пока не станет деготь бел!»
Монахи услышали зов.
Говорят меж собой:
«Если город Сасун они разорили.
Если Давида убили —
Зачем и нам на свете жить?»
Ночью в страхе проснулись, встали они.
Открыли дверь монастыря.
Чарбаар-Ками очнулся от сна.
Поднял голову, видит — открыта дверь.
Тут ударил себя он руками в лоб.
Убежал, вверх на гору ушел.
Холбаши, с ним пятьсот, в монастырь ворвался,
Занял вход, сам стал у дверей.
Пять сотен своих он внутрь впустил,
Разграбили всё, унесли.
Зарезали сорок вардапетов в приделе,
Зарезали сорок монахов в келье.
Зарезали иноков сорок — нет, меньше одним, —
И служек сорок зарезали.
А тот один, когда шла резня.
Под трупы заполз.
А как ушли войска холбаши —
Из-под трупов выполз он,
Рубаху иноческую взял,
В густую кровь убитых ее погрузил,
К Давиду он в тревоге побежал в Сасун.
Тот инок встал.
Побежал, до Сасуна дошел,
К Овану-Горлану в дом пришел.
Глядит —Давид за столом сидит,
Веселится, пирует Давид.
Гусей зажарил он, жаркое на плов кладет,
Гранатное вино семилетнее пьет.
Ногу на ногу заложил.
Средь юношей и девушек пирует, пьет.
Приходит инок, пред Давидом встает.
Ован-Горлан ему: «Что стряслось?»
Тот в ответ: «Монастырь разорен,
А Давид пирует — сидит, —
Так и есть: сумасшедший он!»
Ован-Горлан оплеуху дерзкому дал.
Давид из-за стола спросил:
«Зачем ты, дядя, инока бьешь?»
Ован ему: «Инок твой говорит:
«Сумасшедший Давид,
Пирует — сидит».
Тут инока Давид подозвал, сказал:
«Иди сюда, послушать хочу, что скажешь ты,
Чем оскудел монастырь?
Ладана мало, елея нет, — зачем пришел?
Бери, что надо, ступай, к обедне поспешай!»
— «Давид, — тот инок отвечал, —
— Убили сорок вардапетов твоих,
— Убили сорок монахов твоих,
Убили иноков сорок твоих — нет, меньше одним!
И сорок служек убили.
Монастырь разгромили, разграбили,
Всё унесли, ушли».
— «Э, — сказал Давид, — надоел ты мне.
— Свеч не хватает, ладана нет?’
Чего не хватает, возьми, ступай!»
Обернулся, Овану сказал:
«Дядюшка, Инок пришел; верно, ладана нет.
Вышел елей, мало свечей, дай, пусть уйдет!»
Растерялся инок, видит он —
Никак не поймет его Давид.
Как услышал он Давидовы слова.
Он рубаху кровавую на землю швырнул.
Сказал:
«Бог разори твой дом.
Где монахи твои.
Где иноки твои?»
На рубаху кровавую глянул Давид —
Отрезвел, сказал: «Послушай, брат,
Это что у тебя? Иль беда стряслась?»
— «Давид, умру за тебя, — молвил тот, —
— Убили сорок вардапетов твоих.
Убили сорок монахов твоих.
Убили сорок служек твоих.
Убили сорок иноков твоих — нет, меньше одним!
Монастырь разгромили, разграбили.
Всё унесли, ушли».
— «У-ух, — сказал Давид. —
— Разграбили мой монастырь,
Убили моих вардапетов, убили монахов моих.
Так молвил ты, инок? А кто ж это был?»
Отвечает тот: «Это был холбаши
И с ним пятьсот.
Он всех перебил, я спасся один,
К тебе прибежал».
— «А скажи, — спросил Давид, — давно ушли
— Иль недавно ушли?»
Тот в ответ: «Они — туда, а я — сюда!»
Давид приподнялся, встал, сказал:
«Ну, юноши, девушки, ешьте, пейте.
Пируйте себе... А я пошел!»
Ушел Давид, в старухин дом прибежал.
«Нанэ,— сказал, — каким путем идти.
Чтоб холбаши дорогу пересечь?
Он мой монастырь разграбил, снес».
Указала старуха дорогу, молвила так:
«На Батман-реку, на мост иди.
Куда б ни пошел холбаши, моста не минует он».
Разулся Давид, рукава засучил.
Пошел и тополь с корнем рванул.
Рукой по тополю он провел.
Ободрал все сучья, взвалил на плечо.
Пустился в путь.
Пришел, стал за скалой большой.
Там долго ждал и слушал он:
Вот затопают кони, голоса зашумят...
Сказал: «А что, коль прошли они?»
Вдруг слышит Давид — холбаши говорит:
«Надругались мы над Давида отцом,
И монастырь разграбили мы,
Вардапетов сорок его, монахов сорок
Перерезали мы. А ну, пусть придет:
Дорогу мне пересечет!»
Тут вышел Давид, закричал:
«Холбаши, куда бежишь?»
Холбаши оглянулся, видит: Давид
Средь войска тополь занес,
Машет стволом на мосту,
То справа в воду людей смахнет,
То слева в воду людей смахнет —
Так всё он войско перебил: кого убил,
Кого в поток побросал, утопил.
Осмотрелся — нет никого. Глядит —
Холбаши на коне переплыл поток.
Молвил: «Всадник, тебя я мог бы догнать и убить.
Но я тебя не убью.
Ступай, мелику поклонись,
Скажи: „Еще живет Сасун!“
Вперед пусть будет умней!
От разбоя много ли проку?»
Ну, разве посмел бы ответить ему холбаши?
Погнал он коня, ускакал.
А Давид наш вернулся в Сасун. |
