И Мсыра достигла весть,
К Мсра-мелику пришли сказать:
«Мелик, что ты творишь?
Сасунский безумец всю рать твою перебил.!»
Мсра-мелик свой меджлис собрал,
Сколько было мудрых людей, созвал,
Совета просил, чтоб средство нашли
Давида жизнь с лица земли стереть.
В меджлисе был храбрый один пахлеван
По имени Козбадин, он сказал:
«Будь жив, государь! Недостойно, по мне.
Чтоб шел на неверных ты сам.
Дашь пахлеванов тысячу мне —
Пойду, разрушу город Сасун, тебе передам.
Сорок рослых жен — верблюдов грузить.
Сорок низких жен — жернова крутить.
Сорок невинных дев тебе пойду добыть.
Сорок бычков, сорок коров.
Да сорок серебра тюков.
Да сорок золота тюков — побор возьму.
Сасун ограблю, оберу,
Давида ж убью и голову тебе принесу».
Мелик сказал: «Храбрец Козбадин,
Я это право дал тебе!
Ты встанешь, на Сасун пойдешь.
За семь лет там дань соберешь:
Сорок рослых жен — верблюдов грузить,
Сорок низких жен — жернова крутить,
Сорок невинных красавиц добыть.
Бычков и коров, и казну,
И Давида главу!»
Козбадин мелика спросил:
«Мелик, а что мне дашь за то?»
Мелик сказал: «Коль исполнишь всё.
Полцарства моего я подарю тебе».
И стал Козбадин тысячу храбрых в войска
набирать.
Сзывать идти на Сасун.
Бадин, Козбадин, Судии, Чархадин
И все, кого дал мелик, и начальники их —
Все вышли в поход.
А жены города Мсыра,
Едва лишь завидели их,
Повели хоровод и запели так:
«Привет, Бадин и Чархадин,
Куда вы мчитесь так. бегом?
Эй, Козбадин, эй ты. Судии,
Что лютым смотрите зверьем?»
Тут женшинам так Козбадин сказал:
«Вы плач творить зайдите в дом.
Судить нас будете потом!
Мы бить-громить в Сасун идем.
Волов отменных под ярем,
Коров молочных заберем,
Чортан и масло припасем».
Сказала женщина одна:
«Сасунских знаю удальцов, —
Дадут ли, нет ли — подождем!»
Уходит с войском Козбадин,
Уже к Сасуну подступил,
В долине он разбил шатры.
Вот сорок он бойцов отобрал.
Вот сорок он верблюдов взял,
К Овану с ними пошел.
Чтоб дань за семь годов забрать.
Сказали: «Нас послал мелик
С вас дань взыскать за семь годов».
Услыхал, побоялся Давида Ован, говорит:
«Давид, сегодня страсть хочу дичины поесть!
Пойди, мне дикого барана подстрели, а я поем».
Его обманул, в горы послал,
Чтоб он про дань ничего не знал.
Давид ушел на лов.
И пошел Верго и по городу
Женщин стал собирать:
Он низких сорок жен загоняет в дом.
Он рослых сорок жен загоняет в дом.
Невинных сорок дев загоняет в дом,
Забрал и у старухи дочь и запер в дом.
Забрал волов, забрал коров.
Забрал подтелок и бычков —
Их запирает он в хлева.
Судин, Чархадин, Бадин, Козбадин
Идут в хранилище казны.
Козбадин и слуги все уселись рядом на курси,
Верго же встал, мерить золото стал.
Наполнять для мелика за чувалом чувал.
А в то время Мсра-мелика рать
Вторглась в город Сасун,
Пустилась бить, громить.
Добро и женщин уводить.
Давид в ущельях и горах в то время дичь гонял.
Спустился с гор,
Побрел Давид, на копье барана дикого нес,
Пришел.
Вот поднял он ржавый полольник с земли,
Вошел к старухе в огород, где репа росла,
Откопал, очистил ее
И, репу жуя, пошел в Сасун.
Прошел по городу — что же видит там?
Каждый день возвращался, бывало, — у всех
Беседы, шум, веселье, смех.
А на сей раз пришел —
Как будто весь пеплом посыпан Сасун.
В городе — вопли, стон и вой,
Отбились дети от матерей.
Старуха, руки скрестив на груди,
Рыдает и вопит.
Мечется и кричит:
«Стань грудой камней, Сасун!
Одна была дочь у меня
И пленницей в Мсыр ушла!»
Достиг Давида вопль ее,
Он подошел, сказал: «Старуха!
Что приключилось, скажи?»
— Лютой ты смертью умри,
— Давид, Сасунский буян, репоед!
— Осиротей твое седло!"
Давид сказал: «За что меня клянешь.
Что сделал я тебе?»
Старуха ему: «А кто у нас правит?»
— «А правит Верго, мой старший дядя,
— Нанэ, за что ж меня клянешь?»
— Старуха в ответ: «Да как же не клясть?
— В лишеньях каких, в мученьях каких Растили мы детей своих,
Верго же наших дочерей
Забрал, в сарай он запер их,
Чтоб к мелику увезть.
У дяди твоего — поди, погляди —
Дань принимает Козбадин, —
А разве мы данники ему?»
Давид сказал: «Эй, бабушка, бабушка,
Козбадин — кто он? И что за дань?»
В ответ старуха: «Козбадин — кто он?
Да его мелик прислал.
Чтоб низких сорок жен забрать,
Чтоб рослых сорок жен забрать,
Невинных сорок дев забрать,
Коров забрать, волов забрать,
Да сорок вьюков серебра
И сорок вьюков золота забрать.
Уже забрали жен и дев,
Загнали их в просторный хлев.
Отмерять уже стали казну».
Пришел Давид в великий гнев.
Старухе руку сжал, сказал:
«А где же это всё, нанэ, идем, покажи мне!»
Давида старая взяла, к хлевам свела,
К хлевам с толпою низких жен, и рослых жен,
И девушек невинных.
Давид старухиной руки не отпускал —
Пошел.
У всех трех хлевов двери вышиб он.
Раскрыл хлева, на волю вывел дев и жен,
Сказал им: «Матери, сестры мои,
Ступайте домой. Молитесь вы дома себе, —
А я пойду за вас отплачу».
Пошел Давид, он двери открыл коровам, быкам.
Сказал им: «Божьи твари, идите и вы по домам!
И вновь старухину руку тянет Давид, говорит:
— Эй, нанэ, покажи, где хранится казна,
Откуда золото они волокут?»
Приводит старая его, поодаль стала.
«Давид, — говорит, — пусти мою руку.
Не пустишь — не скажу тебе!»
Ее руку Давид отпустил.
Старуха ему: «Вот там, смотри, смотри!»
И указала дверь казны.
Пошел Давид, и видит он:
Там сорок пахлеванов, Козбадиновых слуг,
В два строя перед казной сидят,
Обнаженные сабли держат в руках.
Приветствовал их Давид и спросил:
«Чем там заняты дяди мои?»
Они ему: «Вопрос к чему?»
А он: «Пойду, им подсоблю».
А стражники ему:
«Что могут они и что можешь ты?»
При таких словах осерчал Давид.
Барана с копья на землю стряхнул в сердцах,
Всех сорок слуг схватил, им шеи всем скрутил,
Как скручивают шеи птицам.
Вновь поднял барана, взвалил на плечо.
Вовнутрь вошел — и диву дался:
Золота — целая груда лежит.
И видит Давид: держит Ован чувал,
Верго же мерку в руки взял,
Он мерит золото, счет ведет.
Зачерпнет — и в чувал, зачерпнет — и в чувал.
Наполняют для Мсыра за вьюком вьюк.
Запарился дядя, в поту плывет.
Грабители в ряд на курси сидят,
Здесь Бадин, а там Козбадин,
Здесь Судии, а там Чархадин.
Взглянул Давид на Козбадина:
Губы — в пядь у него,
Остры остро усы торчат у него.
Увидишь — в ужас придешь.
Тот Козбадин расселся там.
Отсыплет дядя мерку, скажет: «Два-а!»
А Козбадин говорит: «Оди-ин!»
Как увидал, от гнева кровь
Давиду хлынула в глаза.
Что он вошел, Ован видал,
Бедняга лишь Верго не знал.
Вдруг услыхали, Давид на Труса-Верго кричит.
Сробел Верго, штаны замарал.
Взглянул Верго, а Давид
Над головой его стоит.
Сказал: «Давид, помереть бы тебе.
Отец твой, помню, закричал —
Меня насмерть перепугал,
И ты вон, как отец, кричишь!»
Обернулся к Овану Давид, сказал:
«Чем заняты вы, дяди?»
А тот: «Безумный Давид,
Очищаем грязь с твоего плеча!»
— «Ай, дядя, где же грязь на моем плече,
Иль не видишь — нет ничего!»
Ован сказал: «А это что у тебя?»
Давид с плеча тут сбросил баранью тушу,
Потом подошел к дяде,
Тихонько за руку взял, сказал:
"Дядя Верго, дядя Ован,
Состарились вы!
Не смерить сасунского золота вам —
Стану-ка я считать, мсырский вьюк наполнять.
Если мелик требует дань, я теперь буду давать«.
Сказали пахлеваны Горлану-Овану:
«Послушай, ты, мальчишку брось, делом займись!»
Давид сказал: «Нет, свидетель бог.
Мерить, так мне!»
— «Давид, — сказал Ован-Горлан, — Ступай, займись, лао,
Здесь дело не твое!»
— «Нет, — сказал Даьид, — я не уйду, дай!»
Руку Давид протянул, мерку схватил,
Мерку наполнил по край, сказал:
«Ты, дядя, сыпь, сыпь золото, сыпь!»
Лишь дядя лопатой насыпал всю мерку по край.
Давид дубиной по мерке — хвать.
Всю высыпал, пустую в руки взял.
Опрокинул в мсырский чувал.
Сказал: «Вот вам один да два!..»
Не мог Козбадин стерпеть, вскричал, сказал:
«Эй ты, дурачок, тебе тут игра?
Садись на место, не то встану, башку снесу! —
Вскричал, сказал: — Ован,
Игрушка мы, что ли.
Ты мальчишку привел издеваться над нами?
Дань за семь лет даешь — давай,
А не дашь — ухожу и Мера-мелику скажу,
Придет. Сасун разрушит, разнесет».
Тут и Давида гнев объял, он встал.
Наклонил он голову вниз.
На Козбадина посмотрел, воззвал:
«Хлеб и вино, сущий господь!
Всевышняя дева Марута!»
Сказал, мерку швырнул Козбадину в лоб.
Тот нагнулся, над ним пролетела она.
Не принагнись Козбадин в тот миг.
Срезал бы шею — пасть голове!
Тут Козбадин скорей бежать,
Давид вослед, его настиг.
Он вырезал губы ему,
И выбил зубы ему, и в лоб их всадил ему.
Он на коня его втащил.
Под брюхом ноги связал, сказал:
«Теперь с поклоном к царю спеши, скажи:
Так сделал Мгеров сын Давид, чтобы в полон
Он не являлся уводить сасунских дев и жен.
Сасуна дом еще не погас,
Чтоб вторгались вы дань требовать с нас!
Край мсырский—для него,
Сасунский край — для нас!
А то пусть делает.
Что в силах сделать он».
И встали, не ев, не пив, Бадин, Козбадин,
Судин, Чархадин, — побросали рать,
Чтобы весть Мера-мелику дать.
А войска Козбадина, пограбив Сасун,
Уже вывели за город женщин и скот.
Давид меж тем вскочил на коня,
Подскакал к войскам Козбадина,
Стал впереди, сказал:
«Куда людей гоните вы.
Куда добро тащите вы?
Оставьте всё, пока не поздно, бегите прочь!
Мне жаль вас,
Не заставьте с вас головы снять!»
Они: «Тысяча нас, а ты — один,
Как же ты с нами сладишь?»
Схватил Давид пику и кинулся в бой.
Переколол всё войско врагов.
Давид вернул в город Сасун
Всех пленников, и жен, и дев,
Награбленный в Сасуне скот
Вернул, вошел он в город Сасун.
Народ созвал и так сказал:
«Пусть каждый придет, свое заберет.
Кто отдал добро, кто отдал скот,
Пусть придет, добро заберет!
Кто отдал золото, деньги — тот
Пусть придет и всё заберет.
Кто же лихвы одно хоть зерно заберет,
Голову тому сниму!
Что каждый отдал, пусть заберет!»
Золото, деньги, добро
Так роздал он, вернул народу всё
И в дом воротился, сел.
А Судин, Чархадин, Бадин, Козбадин, —
В них желчь разлилась; добежали до Мсыра.
Вот Мсырский родник, там жены толпой
Сошлись наполнять кувшины водой.
Вдруг видят: вдали идет Козбадин,
Смеется вовсю, оскалился рот.
Кричат: «Козбадин к нам с данью идет!»
Но лишь Козбадин приблизился к ним,
Глядят: отрезаны губы его, А зубы его засажены в лоб.
Сказали они: «Гляди-ка, гляди:
Наш Козбадин, растерзан весь, идет, бредет,
А изо рта словно пена льет!»
Когда же Козбадин вплотную к ним подошел,
Запели жены, голосят:
«Эй, Козбадин, горазд сулить!
Ходил в Сасун добра добыть,
Взять сорок рослых жен — верблюдов грузить.
Взять сорок низких жен — жернова крутить,
Да сорок невинных дев полонить,
Да сорок с золотом тюков,
Да сорок с серебром взвалить,
Коров нам сорок подарить —
Чортан готовить, масло бить.
Коров ты красных не таи!
Где жены, девушки твои?
Идешь, бредешь, разодран, и где вся прыть?
А зубы-то на лбу торчат, над рядом ряд.
Болтун! Весь грязью залеплен, залит!
Как шел, был лютый волк на вид, —
Вернулся псом, затравлен, побит.
От пики ремень, как ошейник висит.
Окном широким рот раскрыт,
А изо рта словно пена бежит.
Мух караван на губах сидит».
Повернул Козбадин коня, охватил его стыд.
Другой дорогой погнал. Но видят те,
Что мужей их нет, которые с ним в поход пошли, —
А много жен их заждались, — и ну кричать:
«Эй, Козбадин, где оставил ты наших мужей?»
Он обратился к ним.
«Эй вы, болтуньи, — говорит, —
Я думал — Сасун гладким полем лежит,
Не думал, что он из утесов сбит.
Там грудной младенец дэвом глядит,
Там и трава людей язвит,
Там меч, как молния, разит,
В тебя там стрела, как бревно, летит.
Едва она тело пронзит —
Как окно просквозит.
У кого был муж — так знай, он убит!
Начнут весною ливни лить,
С Сасунских гор потоки струить,
К вам мужей носы принесут опять».
Один-два дня прошло,
Мсра-мелик свой вопросил меджлис:
«Ну, как же Козбадин, что пошел в Сасун,
Еше ли не принес сасунской дани?»
Мелику те в ответ, что так-то и так, —
Что Козбадин возвратился в Мсыр.
Мелик сказал: «Пусть явится ко мне».
Козбадин со стыда не пошел.
А тут к мелику сошлись родные тех.
Кто с Козбадином ходил и был убит.
Пеняли царю, Козбадина просили схватить.
Чтобы мелик его судом судил.
Послал за Козбадином мелик своих людей,
«Тащите силой», — им сказал.
Они пошли, сказали так:
«Ну, Козбадин, тебе мелик велел прийти,
Коль не пойдешь, тебя мы силой заберем».
Как привели Козбадина к царю,
Тот увидал, что у него зубы во лбу.
Разгневался, сказал: «Эй, что с тобой.
Не ты ль здесь корчил удальца,
Пойду, мол, разорю Сасун?
Ну что же, ставь передо мной
Сорок рослых жен,
Сорок низких жен
Да сорок невинных девиц.
Ну как же ты в Сасун ходил
И стольких храбрецов водил —
Куда ж девал ты их?»
И сказал Козбадин: "Будь жив, государь!
В Сасуне, там, родился человек.
Ничто для него твой приказ.
Он дани не дал, он рать перебил,
И вот — искалечил вдобавок нас,
Сказал: "Козбадин, ступай,
Мелику поклон передай,
Пусть сам придет, дань заберет.
Не уплачу, не данник я,
Мсыр — для него, Сасун — для нас,
А коль не так — пусть, что хочет, творит!"
Удальцом стал этот Давид,
Других таких удалых нет«.
Лишь услыхал мелик, рассвирепел,
Рассвирепел, кровь прилила к очам.
Он встал, пошел домой.
Сказал: «Ах, марэ! ах, марэ!
Не дала ты мне Давида убить.
А видишь, марэ.
Какое насилье теперь надо мной он творит!
Тебя напрасно слушал я».
«Нет, — мать в ответ, — ты не слушал меня,
То воля не моя была.
То Козбадина воля была!»
Мелик сказал: «А в чем тебя не слушал я?»
Сказала мать: «Была бы воля моя,—
Поскольку Давид твой младший брат.
Два раза в год ты бы его навещал,
В Мсыр приглашал, у себя во дворце принимал.
Он был бы рад, сказал бы: есть у меня брат.
Никто б ничего про тебя не сказал».
Мелик сказал: «Марэ, я араб, Давид — армянин,
Какой же он мне брат?»
— «Мелик,— сказала Исмил-ханум,—
— Как не понять того?
Ведь часто армянин арабу брат,
В гости ходят друг к другу и рады помочь,
А Давид воспитан у нас в дому,
Исполнять бы стал Давид слова твои.
Когда бы ты был добр к нему.
Ты не пошел к Давиду сам
И не позвал Давида в дом, —
Чего ж ты от Давида требовать мог?
Зачем посылал взять дань за семь лет?
Давид тебе воздал!»
«Марэ, — сказал мелик, —
То натворил со мной Давид,
Что со стыда я не моту пройти по городу моему!»
— «Мелик, —ответила ханум, —
— С Давидом рассчитались вы.
— Ты получил довольно мзды,
— Пошлю письмо к Давиду я,
— Давида примирю с тобой,—
— Меж собой рассчитались вы».
Эх! Это был мелик, не уймешь!
«Марэ, — он сказал, —
lРаз я тебя послушал, — был мне вред!
Или я Давида убью!.
Иль меня Давид убъет!»
— «Мелик, — сказала Исмил-ханум. — послушайся.
Тебе Давида не убить!»
Рассердился мелик.
Он за руку везира взял,
«Встань, пойдем», — сказал.
Во град идти мелик решил,
Созвать мудрейших поспешил.
Повел их в поле, шатер разбил.
Сперва у мудрых совета спросил.
Много было таких, кто не хотел резни.
Было много таких, кто говорил: «Мелик,
Какой ущерб тебе нанес Давид?
Давид спокойно дома сидел,
Ты первый учинил погром,
И рвешься в бой — опять же ты!»
Тут с ними совет мелик перестал держать.
Он встал, пошел других вопрошать,
Сказал: «Что думаете вы,
На Давида войной мы должны идти?»
Сказали: «Мелик,
Давиду сейчас четырнадцать лет,
В нем воевать уменья нет.
В поход коль нынче не пойдешь,
Давида нынче не убьешь, —
Тридцатилетним станет он,
Так сам тебя сразит и город твой пленит.
Нет, лучше бы ты рать собрал тотчас
И на Давида шел войной.
Коли послушаешься нас —
Всё будет хорошо.
Не пойдешь сейчас на Давида —
Не осилишь никогда!»
Обратился к мудрым мелик тогда.
На них закричал, сказал:
«Разгромлю Сасун, на Сасун иду.
Их воду, землю, народ — в полон возьму!
Их город разрушу, их за Мсыр угоню.
Новый город возведу.
Чтоб имени „Сасун“ не слышал больше мир!»
|
