Над тремя частями земли была у мелика власть,
Но не был подвластен ему Сасун — четвертая часть.
Созвал меджлис мелик. Сошлись за князем князь.
Принес корыто царь, поставил пред собой.
Ударил бритвой в лоб себя.
И кровь в корыто полилась.
И кровью той Мсра-мелик
Написал боевой приказ:
«Полночным странам —мой бранный клич!
Восточным странам —мой бранный клич!
Южным землям —мой бранный клич!
Запад, внемли мой бранный клич!
Полкам, и войскам, и войска вождям:
Все, кто носит оружье, ко мне!
Война!
Идите, идите,
Большеголовые пароны,
Идите лавиной
С отвагою львиной
И силой великой!
Эй, широколобые богатыри,
С неверными в бой зову я вас.
Война! Война!
Мне многие множества смелых юнцов
Нужны для войны! Мне многие множества вдовьих сынов
Нужны для войны! Мне множества чернобородых бойцов
Нужны для войны! Мне множества рыжих, как львы, удальцов
Нужны для войны! И множества белых, как снег, стариков
Нужны для войны!
Нужны мне тьмы верховых на белых конях!
Ах! На белых конях! Нужны мне тьмы верховых на рыжих конях!
Ах! На рыжих конях! Нужны мне тьмы верховых на черных конях!
Ах! На черных конях!
Мне тысячи тысяч нужны, чтоб громко в трубы трубить
Ах! Громко в трубы трубить! Мне тысячи тысяч нужны — в мои барабаны бить!
Ах! Бить в барабаны! Бить! Идите ко мне! Без числа я воинов пеших зову!
Ах! Пеших зову!
Летите, игиты! Идите за мной С неверными в бой! Война! Война!»
Вот срок прошел не столь велик —
Увидел Мера-мелик:
К нему войска идут со всех сторон.
И вышел к войску он
И громко песню спел:
«На добрых конях летят храбрецы.
Сто тысяч числом— пришли они!
Черноусые спешат удальцы.
Сто тысяч числом — пришли они!
Рыжеусые несутся бойцы.
Сто тысяч числом— пришли они!
Седоусые подходят отцы.
Сто тысяч числом — пришли они!
Трубят трубачи, трубят молодцы.
Сто тысяч числом — пришли они!
Гремят барабаны, гремят, как гром!
Пришли семь царей из семи сторон,
Помощники мне в свирепой войне,
Пришли мои слуги! Война! Война!»
Затмили даль войска пешком и на конях,
Стал передний отряд на речных берегах.
Коней напоил, реку обмелил.
А средний отряд до самого дна реку осушил
. Последний отряд даже камни на дне облизал,
Остался последний отряд без воды.
Вот войска стали станом на мсырских полях
И спросили мелика: «Кто же наш враг,
На кого наших копий и сабель замах?»
Тот ответил: «Давид в Сасунских горах!
Он мой враг: людей моих он убил!
Должен я пойти, покарать его!»
В ту ночь Исмил-ханум увидела три сна.
Проснулась, поднялась она.
Пришла к мелику, говорит ему:
«Сын, не ходи в Сасун,
Не грози Давиду войной!
Этой ночью приснился мне сон:
Угасала Мсыра звезда,
Засверкала Сасуна звезда.
И второй мне приснился сон:
В поле мсырский конь убегал,
Конь сасунский его настигал.
И третий мне приснился сон:
Сасунская земля была светла, тепла,
А здесь, над Мсыром, тучи шли,
Был мрак, был дождь и мгла:
Раздулся бурный поток,
Но кровь, не вода в нем текла,
И трупы несла без числа...
Я молю, согласись со мной,
Не ходи на Давида войной!»
Мелик сказал: «Ты, мать, молчи!
Спишь для себя, сны видишь для меня?
Я должен истребить Сасун!»
— «Коль ты пойдешь, — сказала мать,—
То и я пойду, не пущу тебя одного!»
Сын молвил: «Ты —женщина, ты не ходи».
Мать ответила: «Нет, я иду с тобой!»
Отобрала Исмил-ханум сорок женщин и сорок дев,
И две пары, чтоб на шаваре играть,
И две пары, чтоб на зурне играть.
Чтоб играли они, плясали они,
Утешали ее в пути.
И вот мелик войска в Сасун повел,
Сам впереди пошел.
В предел Сасуна ввел войска.
Там, где шумит Лерва-река,
Он станом в поле стал.
И не было шатрам числа,
Так стан мелика был велик.
Хвост войска влачился еще вдалеке,
Голова же собрала все камни в реке.
Тогда мелик письмо Давиду написал:
«Иду на вас войной! Иди, воюй со мной!
Иль опрокину я свои войска на город твой,
Истреблю всех мужчин,
И город ваш сожгу, и крепость повалю,
До кровель кровью затоплю,
Детей и жен в полон возьму».
Принесли письмо Овану-Горлану,
Прочел Ован, сказал:
«Неужто он на нас идет войной?
Куда ж он столько войск привел?
Что делать нам?
Нет войск у нас! Как воевать?»
Горько плачет Ован-Горлан,
Слезы катятся по бороде:
Говорит: «Если бог не поможет нам,
Все погибнем, все пропадем!»
Прочли в Сасуне письмо, и ужас на всех напал.
А Давида не было дома в тот день,
Не видал он письма, ничего не знал.
Взял Ован-Горлан мелика письмо
И брату Верго показал.
Узнав, что войско мелик привел
И стал над Лерва-рекой,
Сказал Овану Верго:
«Мы слабы, Ован! Где нам воевать?
Давид сумасброд;
Чтобы в драку он сам не полез,
Давай обманем его,
Пир веселый затеем с ним —
Допьяна его напоим,
Жен, стариков и малых детей
Соберем, к мелику пойдем,
Всё наше добро ему отдадим.
Склоним головы под его мечом —
Может быть, над нами сжалится он...» —
Так молвил Трус-Верго.
Ован-Горлан устроил пир.
Из погреба притащили с трудом
Огромный чан со старым вином,
Поставили перед Давидом его.
Пришел на пир Кери Торос, Сказал:
«У Давида горячая кровь...
Боюсь — в неравном бою Погубит он силу свою.
Напоите его, пусть дома сидит...»
Подзадоривать начал Давида он,
Молвил: «Послушай, лао,
Коль выпьешь ты весь котел вина,
Тогда ты и вправду Мгеров сын,
А коль не выпьешь —не сын ты ему».
Давид сказал: «Ну что ж, Кери,
Наполни котел до краев!»
Кери котел наполнил до краев.
Давид к губам котел поднес,
Пил, пил, до дна осушил,
Котел из рук уронил,
А сам он так опьянел,
Что на пол упал, уснул, захрапел.
А Торос начал в бубны бить,
Храбрецов Сасуна скликать:
«Эй, ко мне — скорей!
Котот-Мотот,
Ануш-Котот,
Вышик-Мыхо,
Чынчха-Порик,
И Хор-Манук,
И Хор-Гусан,
И Чор-Виран,
Встаньте живей!
Этот день лучше всех дней!
Мы поглядим:
Малое — малым, большое —большим,—
Или мелик одолеет нас,
Или мы одолеем его,
Если поможет бог!»
Так Кери Торос Бросил клич боевой,
Собрал всех
Тридцать восемь своих сыновей.
Оседлали коней, поскакали они,
Поднялись на вершину Лервы,
Поставили там тридцать девять шатров,
Стали рассвета ждать,
Чтобы утром напасть
На меликову рать.
Душа у жены Тороса болит.
Она говорит: «Тороса убьют,
Сынов и племянников наших убьют,
Под корень подрубят враги
Наше племя и весь наш род истребят!»
В изголовье Давидовом села она.
Обожгли ее слезы Давиду лицо.
Давид проснулся, сел, спросил:
«Нанэ! Бог тебя храни!
Как ты можешь плакать, пока я жив?»
«А она: «Ах! Лао. сатана тебя задави!
Ты мелика людей побил,
И мелик сюда войска свои привел.
Теперь с ним на бой Кери пошел.
Мелик Тороса убьет,
Придет и нас всех убьет,
Под корень нас всех подсечет,
В плен возьмет, во Мсыр уведет!»
Тут Давид рассердился так,
Что пропали и сон, и хмель.
Он встал, свой лук и стрелы взял.
Сказал: «Не бойся, нанэ!
Мелик сейчас ответ получит от меня!» —
И вышел прочь.
Пришел Давид к Овану, сказал:
«Дядя, дай мне коня и меч, чтоб идти на бой!»
Ован говорит: «Иди, выведи
Из конюшни любого коня,
А мечи в отане висят —
Выбирай любой...»
На Давида с усмешкой Верго поглядел
И сказал: «Давид! Как мелика убьешь —
Уши отрежь у него
И мне привези!»
Обидчику не ответил Давид,
Схватил тупой, заржавленный меч
И выбежал прочь...
Тут старуха предстала пред ним
И кричит: «Эй, Давид, сынок, ты куда?»
Говорит ей Давид: «На мелика иду— воевать».
Старуха смеяться над ним начала:
«Ты будешь хорош,
Коль с этим старьем на битву пойдешь!
Ты все же на отца никак не похож».
Рассердился Давид, спросил у нее:
Ну, дай мне вертел иль кочергу,
Я ведь и с кочергой пойду!"
А та говорит: «Ах ты, свет моих глаз, сыночек
Да Сказала бы я два слова тебе!»
— «Что ты, старая, скажешь — скорей говори».
И молвила старуха ему:
«Иль не было у твоего отца Молнии-Меча?
Иль не было у твоего отца Джалали-коня?
Иль не было у коня на копытах подков стальных?
Иль не было у коня перламутрового седла?
Иль не висела на седле пара стремян золотых?
Иль не было у коня шелковой узды?
Иль не было у твоего отца аксамитовой капы?
Иль не было у твоего отца боевого шишака?
Иль не было у твоего отца золотого пояска?
Иль не было у твоего отца шаровар парчовых?
Иль не было у твоего отца двух сапожек цветных?
Иль не было у твоего отца на деснице
Креста побед боевых?»
«Где ж всё это лежит?» — спросил Давид.
Старуха ответила: «Дядя твой
Всё спрятал и проклял того,
Кто укажет тебе, где отцово добро.
Коль скажу я — проклятье падет на меня.
Но если теперь так трудно тебе
И пришел мелик, чтоб сразиться с тобой,—
Ты доспехи отца у Ована спроси.
Но если добро отца не даст Ован добром,
Бери за шиворот его, тряси,
Пока неволей не отдаст».
Тотчас к Овану вернулся Давид,
За шиворот схватил его, потряс,
Приподнял с земли, встряхнул еще раз
И молвил ему:
«Отдай мне Молнию-Меч отца!
Отдай мне отцовского жеребца —
Сталью подкованного Джалали!
Отдай перламутровое седло!
Отдай мне пару стремян золотых!
Отдай мне шелковую узду!
На коня Джалали я надену ее!
Отдай мне шлем моего отца!
Отдай золотой поясок отца!
Отдай мне капу моего отца!
Отдай парчовые шаровары отца!
Отдай сапожки цветные отца!
Отдай Ратный крест десницы отца!
Но знай, если все не отдашь добром —
Я кверху дном весь дом подыму.
Найду и возьму!»
Вздохнул Ован, сказал:
«Отсохни язык у того,
Кто тебе эту тайну открыл!
В тот год, как умер брат мой Мгер,
Я одежды его под порогом зарыл.
Что ж, пойдем. Я отдам!»
Отдал платье Ован.
Домой принесли, оделся Давид.
Одежда была ему велика.
И молвил Ован: "Давид, мой родной.
Доспехи я скрыл глубоко под домом
В большом погребу.
Ты сорок крутых ступенек пройдешь
И там под землей
Доспехи отца в укрытье найдешь.
Коль подымешь их — ты для боя гож.
Не подымешь — не суйся в бой!"
Но то был Давид! Он в погреб сошел.
Глядит он: висят доспехи отца,
Схватил их в охапку, взвалил на плечо.
Понес и принес к Овану на свет.
Обрадовался и подумал Ован:
«Быть может, Мгера заменит он!
Я Мгеру брат, и то не мог доспехи его подымать,
А мальчик поднял и принес».
Ован-Горлан сказал: «Давид,
С тех пор, как умер твой отец, и по сей день
Коня Джалали я держу взаперти
В конюшне большой.
Камнем дверь заложил,
Корм и воду ему через кровлю даю.
Боюсь, что коня похитит мелик,
Гулять не вожу, в конюшне держу».
Повел племянника Ован,
Конюшню ему показал и сказал:
«Там стоит конь отца твоего.
Если можешь — иди и коня выводи!»
Давид от двери камень отвалил.
Дверь распахнул, без страха в стойло шагнул.
Как увидал Давида Джалали —
Доспехи Мгера он узнал
И радостно заржал.
Вот подошел Давид, за гриву взял коня.
Протер глаза коню, погладил, обласкал. Обнюхал конь его, заплакал конь.
Взял вывел скакуна Давид на свет,
Увидел Джалали, что перед ним не Мгер,
Копытом оземь грянул конь,
И брызнул из земли огонь.
Заговорил Джалали
Человеческим языком:
«Ты прах, и в прах я тебя обращу!
Что ты будешь делать со мной?»
А Давид сказал: «Сяду я на тебя!»
Джалали говорит: «Я тебя в высоту подниму,
Об солнце ударю, сожгу!»
А Давид говорит: «Я перевернусь
И спрячусь тебе под живот!»
Конь сказал: «Я на горы тогда упаду,
Разобью, искромсаю о скалы тебя!»
Давид говорит: «А я повернусь
И на спину сяду тебе!»
Конь сказал: «Если так,
Ты —хозяин, а я —твой конь!»
И ответил Давид коню:
«Не имел ты хозяина — я стану им!
Не кормили тебя, не поили — я стану кормить и поить
Не скребли тебя и не мыли —
Я стану скрести и мыть!»
И молвил Давид Овану: «Отдай Перламутровое седло!»
Тот седло принес и сказал про себя:
«Каждый раз, как Мгер Джалали седлал.
Как подпруги затягивал он,—
Каждый раз на дыбы коня подымал.
Коль подымет Давид коня на дыбы.
Он может идти на бой.
Не подымет коня — не может идти!»
Стал Давид седлать Джалали,
За подпругу Давид потянул
И все ноги коня от земли оторвал.
И Давид Овану сказал:
«Дай мне Ратный крест отца моего!»
Дядя молвил: «Дать не могу.
Ты достоин его — он пристанет к деснице твоей.
Не достоин его — не пристанет к деснице твоей!»
По велению божьему тут
Ратный крест к деснице Давида пристал.
Сел Давид на коня Джалали,
Велел играть на сазе отца.
Затрубил в его Пыглор-трубу.
Раза два проехал мимо крыльца.
Все —стар и млад — поглядеть пришли.
Внимательно на него Ован-Горлан поглядел,
Заныло сердце его, и горестно он запел:
«Жаль тысячу раз! Расставаться жаль!
Расставаться жаль с Джалали-конем.
Айвах, с Джалали-конем!
Расставаться жаль с дорогим седлом.
Ай-вах, с дорогим седлом!
Сбрую жаль терять в наборе стальном.
Ай-вах, в наборе стальном!
Жалко отдавать боевой шелом.
Ай-вах, боевой шелом!
Жаль терять капу, что лучше других.
Ай-вах, что лучше других!
Жаль мне пояска из блях золотых.
Ай-вах, из блях золотых!
И еще мне жаль сапожек цветных.
Ай-вах, сапожек цветных!
Жаль мне, жаль Креста побед боевых.
Ах, Креста побед боевых!»
От обиды света невзвидел Давид,
Он схватился в гневе за меч,
Дядю он хотел ударить мечом.
Но Ован-Горлан запел:
«Мне Давида жаль, мне родного жаль!
Ах, хала — мне родного жаль!
Мне оленя жаль, молодого жаль,
Что уходит из дому вдаль!»
Как пропел Ован «мне Давида жаль» —
Давид сказал: «Дядя мой!
Это слово спасло твою жизнь,
И не пропой ты его —
Я бы голову снес тебе!
Я за слово жизнь тебе подарил.
Что ж сначала ты пожалел седло и коня,
А потом меня?
Ты меня должен был пожалеть сперва!
Молнию-Меч тебе жаль иль меня?
Пояс из блях тебе жаль иль меня?»
Дядя молвил: «Давид, ненаглядный ты мой!
То я слезы лил по тебе!»
Слез с коня Джалали Давид.
Овану руку он поцеловал, сказал:
«Пусть я буду достоин твоих забот!»
Едва Ован те слова услыхал —
На Мгеровом сазе он велел играть.
Во Мгеров бубен велел грохотать,
Во Мгеровы трубы трубить приказал.
Подошли молодицы. И славу пропели Давиду:
«Не разлуки с тобой мы хотим,
О брат наш, Давид!
Возвращенья тебе мы хотим,
О брат наш, Давид!
Не успели тебе мы почет оказать.
Сапоги тебе по утрам подавать,
Воду на руки тебе поливать,
Как подобает невесткам твоим,
О брат наш, Давид!
Будем на руки воду лить
Тебе мы теперь.
Сапожки на тебя надевать,
О брат наш, Давид!»
Сел Давид на коня
И к богу воззвал.
Потом горожанам отдал поклон,
Поселянам отдал поклон,
Мужчинам и женщинам отдал поклон и сказал
«Братья и сестры! Не бойтесь врагов.
Иду я за вас с меликом на бой.
Сестры! Вам — добро оставаться,
Все вы сестрами были мне.
Матерям — добро оставаться,
Матерями вы были мне.
Добрым соседям — добро оставаться!
Старым и малым — добро оставаться!
Часто, соседи, был я вам в тягость,
Не поминайте лихом меня!
Хозяйки добрые, хлеб затевая.
Вспоминайте имя мое!
Сверстники, юноши, пир начиная,
Вспоминайте имя мое!
Матери! Сестры! Братья мои!
Прощайте,— иду сражаться за вас!»
Услыхав Давида слова,
Бабка его Дехцун Встрепенулась, голову подняла;
Исполнился давний обет ее:
Со дня, как умер Мгер, ее сын,
Она заперлась за семью дверьми.
Одна служанка у ней была,
Приносившая пищу ей.
Когда велел Ован играть на Мгеровом сазе большом —
Бабке служанка обед несла.
Спросила Дехцун:
«Струны Мгерова саза, я слышу, звенят!
Что же случилось там?»
Служанка сказала: «Ханум, иль не знаешь ты?
Встал Давид, одежду Мгера надел,
Доспехи Мгера надел,
Сел на коня Джалали.
На битву Давид идет.
На мелика Давид идет!»
И Дехцун тогда с места поднялась:
«Давнее желание мое.
Ты исполнилось, — иду на свет!»
Пошла, взглянула из окна
И видит — юноша Давид
На Джалали сидит.
Воскликнула: «Джалали, мой родной!»
Удивился Давид — глядит.
А Дехцун говорит: «Джалали!
Без отца мой Давид,— будь отцом ему!
Без родимой Давид,— будь родимой ему!
Без брата Давид,— будь братом ему!
Ты Давида умчи, Джалали,
К Молочному Мгера ключу:
Пусть напьется Давид из того ключа —
И к столбу испытаний поедет потом.
Пусть там испытает он Молнию-Меч!
Тебе, мой Джалали, вручаю я Давида!»
Конь голову склонил.
«Добро, мамик», — сказал.
Давиду крикнула Дехцун:
«Давид, отец твой указал коню
Все тропы, все пути;
Всё знает Джалали».
— «Добро, мамик», — ответил Давид.
И умчал Давида скакун Джалали.
Давида конь помчал в отцовский Цовасар.
Когда Давид пустился в путь.
Такой густой туман на землю пал.
Что было пути совсем не видать.
Но, как голубь, летел Джалали сквозь тума
«Это дело божьей руки, — подумал Давид,—
Лучше дам я волю коню Джалали,
Куда захочет — пусть бежит».
То был Джалали! Он летел и летел
И путь семидневный за час одолел.
Поднялся на темя горы.
На вершину горы прискакал и стал.
И вдруг разлетелся туман.
Конь на колени стал у родника.
Давид решил, что Джалали устал,
И так сказал: «Ах-вах. Джалали,
Лучше б шею себе ты сломал!
Я думал, через кровавые реки
Меня ты перенесешь,
А ручеек на пути повстречался,
И ты на колени встаешь!
Что ж ты будешь делать в бою,
Если здесь боимся ручья?
Как же я на мелика с тобой пойду?»
Стременами Давид ударил коня,
Ребро ему сломал,
И в гневе конь сказал:
«На солнце я тебя могу сейчас швырнуть.
Но ради Мгера — пощажу!»
Давид рассердился, схватился за меч.
Хотел зарубить коня.
Вынул наполовину нож из ножен,—
Свежий ветер тогда вдруг обвеял его,
Он опомнился, — голос коня услыхал.
Конь сказал:
«Здесь Молочный источник Мгера!
Слезь и испей воды.
И горсти две воды брось на мои бока!»
Давид сошел и в лоб коня поцеловал.
Смочил ему бока водой из родника
И на траву коня пастись пустил.
Сам напился из родника.
Умылся, лег, уснул.
Стал против солнца Джалали
И над Давидом простер свою тень.
Проснулся. И чует Давид,
Что он стал могуч. Одежда отца
Сделалась тесной ему.
Конь заржал, словно гром загремел, подбежал.
Давид взнуздал его — сел на него, Засмеялся и поскакал.
Глядит Давид — железный столб
Среди пути стоит.
И конь сказал: «Давид,
Вот этот столб, что видишь ты,—
Столб испытаний Мгера.
С размаху разрубишь — пойдем воевать,
А не разрубишь его — не пойдем».
Меч выхватил Давид, ударил по столбу,
Меч-Молния тот столб рассек.
Так быстро рассек его Молния-Меч,
Что столба отсеченный кусок не упал,
Остался кусок на столбе.
А Давид и не знал, что он столб разрубил.
Огорчился Давид,
Увяло сердце в нем, и он сказал:
«Ноги! Были б слабыми вы,
Никогда б сюда не дошли,
Чтоб мне по столбу не бить,—
Не увяло б сердце мое! Руки!
Были б слабыми вы,
И не смели б взяться за меч,
Чтобы Мгеров столб разрубить,—
Не увяло б сердце мое! Очи!
Были б темными вы,
Вы не видели б этот стыд,
Что я столб не мог повалить,—
Что с меликом не биться мне!»
Вдруг ветер налетел, завыл,
Ударил он в железный столб
И столб свалил.
Давид глядит и видит гладкий срез.
Где столб он разрубил.
Заликовал, сказал:
«Вечно б зеленеть ногам,
Быть бы им еще резвей
За то, что я столб железный рассек!
Вечно б зеленеть рукам.
Быть бы им еще сильней.
Чтоб живым от них не ушел мелик!
Это видевшим глазам —
Не погаснуть ввек!»
Сказал, погнал коня.
У тех камней, холмов, и гор, и родников
Благословенья попросил
И так им с пеньем говорил:
«Как бог, творящий добро,
В щедротах неиссякаемы вы!
Эй! Студеные родники Цовасара,
Отрадными оставайтесь вы!
Буду жаждать в бою, принимая удары,—
В тоске обо мне оставайтесь вы.
Прохладные ветра Цовасара,
Отрадными оставайтесь вы!
Буду полон я томленья и жара,—
Прохладными оставайтесь вы!»
Давид погнал коня на войско Мера-мелика.
Он видел — есть небесным звездам счет,
А тем шатрам арабским счета нет.
Стал на горе Давид,
Глядит — несметнее морских песков кишат войска.
Он головою покачал, сказал:
«Боже мой, как же мне с громадой такой воевать?
Будь они даже стадом весенних ягнят,
А я был бы голодным львом —
Я не смог бы всех задрать, растерзать!
Когда б я пожаром стал, а стогами стали шатры —
Я б не смог их испепелить, пожрать!
Если б пеплом стали они, а я ураганом стал —
Я не смог бы их поднять, разметать!»
Джалали угадал его думы, сказал:
«Эй ты, маловер! Отчего твой страх?
Сколько твой меч сразит.
Стольких я своим огненным дыхом спалю!
Скольких твой меч сразит.
Стольких грудью я повалю!
Скольких твой меч сразит.
Стольких копытом я раздавлю!
Не унывай, гони меня!
Лишь не разлучайся со мной».
От этих слов окреп душой Давид.
Он поскакал. Коню сказал: «Стой!
Я предупрежу сперва, А после —нападу».
И Давид со скалы закричал: «Эгей!
Эй, кто спит — поскорей вставай!
Кто проснулся — коня взнуздай!
Кто взнуздал — доспех надевай!
Кто с мечом — на коня влезай!
Не говорите потом, что Давид,
Как вор, пришел и ушел тайком!»
Умолк Давид. Ворвался в стан.
Рубил, рубил и говорил:
«Скачи, мой конь, скачи!
Рази, мой меч, рази!»
Мечом рубил, конем давил.
Поток кровавый трупы уносил.
Кери Торос взглянул
На войско Мера-мелика.
И видит он — средь войска
Смятение: со всех сторон
Тревога, вопль и стон.
Друг друга люди топчут, бьют.
Тогда сказал Кери Торос:
«Ну, други, подымайтесь, — с нами бог,
Резня пошла в войсках Мера-мелика!
Нагрянем снизу мы на них!»
Так сверху, в лоб, арабов бил Давид.
А снизу, в тыл, их бил Кери Торос. |
